Многолюдный митинг, площадь заполнена людьми, флагами и транспарантами, но на фотографиях невозможно распознать ни одного лица, кроме ораторов на трибуне. Это в редакции поработали с фотошопом, чтобы читатель не смог понять, кто все эти люди, и какие у них политические взгляды. Главный православный праздник страны, собор наполнен верующими, но телеоператор снимает только священника на амвоне. Молящихся прихожан по телевидению никто не увидит, потому что СМИ не имеют права рассказывать об их принадлежности к христианской вере… Нет, я наверное брежу. Все это плод моего воспаленного воображения. Но у меня такое ощущение, что в нашей стране самые дикие фантазии в любой момент могут стать реальностью.
С 1 октября в России вступил в силу закон о запрете распространения информации о частной жизни. Правозащитники и журналисты в шоке. Говорят, что теперь придется поставить крест на любых попытках рассказать в СМИ о коррупционных преступлениях. Ведь чиновничьи особняки за границей – это их частная жизнь. Но меня больше поразил другой запрет, который содержится в этом законе.
Теперь СМИ не имеют права публиковать данные «о расовой, национальной принадлежности, политических взглядах, религиозных или философских убеждениях» любого человека. За исключением тех случаев, когда он сам дал разрешение на такую публикацию. Если этот пункт закона трактовать с маниакальным педантизмом, то его последствия могут быть непредсказуемыми. И таких педантов, готовых довести до абсурда любую идею, долго искать не придется. Было бы желание, а повод придраться к СМИ теперь всегда найдется.
Картинки с религиозного праздника или партийного митинга, это конечно, фантазия. Но, если следовать букве закона, то любой из участников массовых акций может заявить, что не давал права СМИ ставить его фамилию в список сторонников политических или религиозных взглядов. Даже если у него в руках серп, молот и православный крест.
Как в таких «ежовых рукавицах» будут работать СМИ, трудно представить.
Вы помните, сколько было шума вокруг массовой драки и погромов в Кондопоге в 2006 году? Вы помните, кто в них участвовал, и как они объясняли причины произошедшего? Я тоже помню, но теперь говорить об этом не имею права. Уже тогда правоохранительные органы и представители некоторых этнических диаспор были очень недовольны тем, что СМИ называют национальность участников тех событий. И вот пишу я судебный репортаж, цитирую высказывания подсудимых, свидетелей, потерпевших и адвокатов. А у них что ни слово, то, по новому закону, запрещенное. Если бы этот закон действовал уже тогда, то о «кондопожских событиях» я бы не смог написать ни строчки. А если бы и написал, то это выглядело бы примерно так. «Подсудимые признали себя виновными в уничтожении имущества потерпевших. На вопрос, почему они это сделали, обвиняемые дали ответ, опубликовать который запрещает закон».
Или, помните историю казанских сектантов, загнавших себя и своих детей в подземелье в ожидании конца света? Если бы это случилось сейчас, то мы бы ни за что не поняли мотивы их поступка. Объяснение этому кроется в их религии, но говорить о ней теперь запрещено.
Но самый потрясающий запрет, который содержится в законе — это запрет на «распространение информации о философских взглядах» любого человека. Идет, например, премьера нового фильма знаменитого режиссера, восторженные поклонники делятся с журналистами размышлениями о глубоком философском смысле очередной картины. И все эти слова вырежут из репортажа. Каких взглядов на жизнь придерживается автор фильма, рассказывать запрещено.
Или, скажем, написали вы книгу. А какой-то литературный критик разругал ваше произведение, в котором он разглядел гремучий философский коктейль «трансцендентального с экзистенциальным». Теперь за такие слова можно не бить по морде, а идти в прокуратуру.
С каждым днем список тем, о которых разрешено писать, сжимается как шагреневая кожа. То, что еще вчера казалось абсолютно безобидным, сегодня расценивается как преступление. Причем, абсолютно на законных основаниях. Нам запретили писать почти обо всем, из чего состоит жизнь человека. Разве что кулинарные пристрастия забыли. Или это тоже относится к «частной жизни»? Глядя на это сжимающееся кольцо, я раньше думал, что если уж совсем «припрет», то буду пробавляться статейками о чьих-нибудь «философских убеждениях». Теперь запретили даже это.
Алексей Укконе, публицист
Добавить комментарий