Ежегодные пляски в национальных костюмах.

Публицист Вадим Штепа спорит с Алексеем Цыкаревым и утверждает, что «республику спасет только республиканское самосознание»

... Мой давний друг и коллега Алексей Цыкарев, с которым нас объединяет участие в различных общественно-культурных проектах, недавно высказал опасения, что Республику Карелия ждет «демонтаж» – в случае, если карельский язык не получит «жестких мер» государственной поддержки.

Вообще-то всевозможные «жесткие меры» российской властью и без того уже принимаются все чаще и по самым разным поводам. Но вот реального эффекта для решения насущных общественных проблем они приносят все меньше. Может быть, вместо этих авторитарных деклараций разумнее решать проблемы иными, современными методами?

Можно вполне согласиться с Алексеем, что Карелия ныне стремительно теряет свое этнокультурное лицо. Причем это касается не только «титульного» карельского народа, но и вепсов, поморов, заонежан и т.д. Сегодня трудно назвать какие-то их яркие и популярные культурные проекты, известность которых вышла бы за локальные рамки. А именно так создаются современные региональные бренды – они стремятся к федеральной и даже глобальной раскрутке, чем подчеркивают уникальную специфику своего региона. У нас же вместо этого множатся рекламные газеты с названиями вроде «Десятый регион» – очень характерна эта сугубо цифровая обезличенность…

Здесь основная проблема, на мой взгляд, состоит не в национальном, а в республиканском самосознании. Точнее, в его катастрофическом упадке в нынешней Карелии. В нормальной республике (это слово, напомним, происходит от латинского «общее дело») опасений насчет того, что кто-то извне ее «демонтирует», в принципе возникнуть не может. Потому что там все решают сами ее граждане.

А развитое республиканское сознание, безусловно, опирается и на этнокультурную специфику региона, стремится ее всячески подчеркивать. К советской истории можно относиться по-разному, но тогда знаменитая двуязычность всех вывесок в Петрозаводске была дополнительным стимулом туристического интереса к республике. Почему вдруг финские названия в постсоветскую эпоху исчезли – какая-то загадка…

Кстати, не вполне понятно, о каком именно карельском языке ведет речь Алексей? Как известно, в нем ныне существуют два крупнейших наречия – ливвиковское и северно-карельское. Филологи утверждают, что они существенно отличаются друг от друга. Какое из них предлагается сделать официальным? В любом случае, эти вопросы должна решить сама карельская творческая и научная интеллигенция. И если эта тема заинтересует большинство населения республики, вполне можно выйти на проект республиканского референдума о придании карельскому языку государственного статуса, право на что предоставляет Конституция РК (ст. 11.1).

Но для этого нужна активная популяризация языка и «карельских брендов», о чем убедительно пишет Алексей. Только вряд ли этим будут заниматься чиновники – такую миссию должны взять на себя креативные общественные организации. Карельский язык надо сделать популярным и даже модным среди молодежи – но никакими законами и указами этого не добиться. Здесь нужна свободная творческая инициатива. Когда-то в рамках Nuori Karjala была создана зажигательная танцевальная группа Anna Tulla – но к сожалению, этот проект пока не покорил все петрозаводские дискотеки…

Еще, пожалуй, одна из сложных проблем состоит в том, что сам «национальный вопрос» у нас понимается не в гражданском смысле (т.е. происходит не от аналога европейских или американской наций), но – по-прежнему в рамках советской паспортной «национальности». Это ведет к тому, что все рассуждения на национальную тему в конечном итоге сводятся к ежегодным пляскам 8 июня в «национальных костюмах». Власть охотно устраивает эти шоу и резонно спрашивает: а чего же вам еще надо?

Тогда как граждански-национальное и республиканское сознание практически тождественны. И сегодня одной из актуальных задач видится именно защита республиканской Конституции. Например, там сказано: «Земля и другие природные ресурсы используются и охраняются в Республике Карелия как основа жизни и деятельности народов, проживающих на ее территории» (ст.8.1.).

Конечно, если уж подходить к вопросу пунктуально, следует заметить, что никакой республики в Карелии вообще не было. По крайней мере, в том квазигосударственном образовании, которое возникло в 1920 году как «Карельская трудовая коммуна» и которому официально наследует нынешняя РК. Само появление КТК произошло по распоряжению кремлевских властей, которые впоследствии неоднократно меняли ее статус и границы (КАССР, затем КФССР со включенным в ее состав Карельским перешейком, затем «военные трофеи» отобрали и наконец вновь преобразовали в КАССР). Над реальной республикой, где все решают сами ее граждане, такой произвол немыслим.

Впрочем, в Карелии был еще опыт Ухтинской республики (1918-22), которая по принципу гражданского самоуправления действительно соответствовала республиканскому статусу. Но этот исторический феномен и поныне выглядит «неудобным» и подозрительным. В Национальном музее РК о нем нет ни одного экспоната.

«Возрождение» Ухтинской республики конечно невозможно – но ее наследие заслуживает непредвзятого изучения, а какие-то его основы вполне могли бы влиться в современный республиканский опыт. Если Россия осталась федерацией не только на бумаге, настоящий федерализм строится именно на гражданском самоуправлении регионов и прямой избираемости ими своей власти. Человек живет в Карелии – это должно звучать гордо и вызывать интерес у жителей других городов и регионов, а не ассоциироваться с какой-то депрессивной «провинцией»...

Автор – журналист, участник Оргкомитета по созданию Республиканского движения Карелии